Российские ученые исследуют предикторы бесплодия у женщин

Преждевременная недостаточность яичников (ПНЯ) — проблема, которая за последние годы приобрела мировое значение как одна из причин бесплодия у женщин. Что особенно трагично — диагностика ПНЯ занимает время, и часто диагноз ставится уже слишком поздно. Поиск лекарства является основной целью, но не менее важна и ранняя диагностика. Чтобы начать терапию, важно правильно поставить диагноз. В этом могут помочь биомаркеры. Биомаркер — это параметр, который поддается измерению, например, всем нам известные по анализам крови С-реактивный белок или СОЭ. Это предикторы болезни. Именно такие предикторы российские ученые пытаются найти для преждевременной недостаточности яичников. 

Мы пообщались с победительницей конкурса на закупку реактивов Благотворительного фонда «Global Impact Alliance», Светланой Воротниковой из ФГБУ "НМИЦ эндокринологии" Минздрава России, и узнали много интересных подробностей об изучении предикторов развития раннего истощения яичников. Все о ПНЯ, способах его диагностики и лечения читайте в нашем интервью.


— Давайте попробуем простым языком описать ваш проект. Расскажите, чем занимается ваша команда?

— Проект посвящен ранним предикторам эндокринного бесплодия. Существует проблема, которая называется “синдром раннего истощения яичников”. К сожалению, в ряде случаев мы ставим диагноз слишком поздно, когда сложно уже что-то сделать, и речь идет об ЭКО или использовании донорской яйцеклетки. Поэтому очень важно именно на ранних стадиях развития этого синдрома иметь некие предикторы, которые бы говорили нам, что к этой женщине надо относиться более внимательно. Зная о проблеме заранее, мы можем инструктировать женщину о том, что в ее случае не стоит откладывать вопрос реализации беременности, либо следует замораживать яйцеклетки заранее. Это принципиально важно для решения вопроса бесплодия — именно ранние маркеры.

Я работаю врачом нейроэндокринологом и занимаюсь различными дисфункциями гипофиза и гипоталамуса — это еще более верхняя структура регуляции нашей репродуктивной функции и вообще всех эндокринных процессов. В ходе работы с женщинами, которые столкнулись с преждевременной недостаточностью яичников, я обратила внимание, что частым побочным симптомом является изменение одного из наших гормонов, который синтезируется гипофизом — пролактина. У этих женщин развивается так называемая гиперпролактинемия. Она могла бы стать необходимым нам маркером, но проблема в том, что она не специфична — гиперпролактинемия может возникать по ряду причин, никак не связанных с синдромом раннего истощения яичников. Пролактин вообще очень капризный гормон.

Сравнительно недавно ученые обнаружили существование белка кисспептина. В 2011 году было показано, что он играет очень важную роль в стимуляции репродукции у мужчин и женщин. В ряде исследований было показано, что кисспептин очень сильно вовлечен как в регуляцию гормонов гонадотропинов, так и пролактина.

Достоверно не показано, как у женщин меняется уровень кисспептина. Если этот нейропептид стимулирует пролактин — может ли он являться ранним предиктором раннего истощения яичников? Мы думаем, что да. В теории, кисспептин мог бы не только служить ранним маркером для ПНЯ, но и помочь в дифференциальной диагностике гиперпролактинемии. Пока что он не исследовался, потому что все нейропептиды капризные, маленькие, быстро разрушаются, но мы уже имели опыт его изучения при новообразованиях гипофиза и при опухолевой гиперпролактинемии. А вот у этой категории женщин пока не изучали.

Сейчас у нас есть данные, которые касаются опухолей, и нам бы хотелось сравнить их с группой, которая имеет гиперпролактинемию по другим причинам — из-за ПНЯ. И нам надо посмотреть, найдем ли мы какое-то отличие. И если мы действительно подтвердим нашу гипотезу, то обычное базовое исследование кисспептина по крови могло бы служить ранним предиктором и отбирать тех пациентов, которые требуют более пристального внимания со стороны гинеколога, эндокринолога и так далее.

Исследование пилотное, количество измерений у нас пока маленькое, но на то он и пилот. Если мы подтвердим гипотезу, дальше будем предпринимать более масштабные действия.

— Правильно ли я понимаю, что это исследование международного уровня, которому нет аналогов?

— Аналогов нет, ничего подобного среди публикаций я не находила. Мы давно занимаемся этой темой. Проводились исследования по женщинам с ПНЯ, были показаны определенные результаты, но вот что у таких женщин также наблюдается повышение уровня пролактина — а это бывает очень часто — на эту тему ничего нет. Обычно женщины с ПНЯ должны попадать к гинекологам, но мы, эндокринологи, имеем возможность с ними сталкиваться, ведь мы лечим гиперпролактинемию, и они приходят к нам. Это междисциплинарная проблема, потому и подход к ней междисциплинарный.

— Это очень круто! Получается, что это исследование одновременно и фундаментальное, и прикладное?

— Да, здесь много позиций. Родилось оно из того, что моя прошлая работа была посвящена как раз кисспептину и аденомам гипофиза. Тогда тоже были выявлены интересные данные, очень хорошо прослеживалась вся физиология. Кисспептин — это самый верхний уровень регуляции, а уже потом идут гипоталамус, гипофиз, а яичники с маткой находятся внизу этой иерархии. То, что мы можем видеть клинически, на самом деле является самым последним уровнем регуляции, а все основные процессы происходят вверху, в голове, в гипоталамусе и гипофизе. Так что да, благодаря исследованию кисспептина мы можем не только найти способ дифференцировать патологии без МРТ и прочих дообследований, но и больше понять работу нашего организма в целом.

— Как в данном случае поможет реактив? Что конкретно он делает?

— Реактив нам необходим, чтобы измерить уровень кисспептина у разных групп пациентов. Первая — это пациентки с опухолевой гиперпролактинемией, причем она может быть в двух вариантах: это те женщины, которые хорошо лечатся уже разработанными препаратами в отношении гиперпролактинемии и восстанавливают свою репродукцию; и это женщины, которые резистентны к терапии, для них кисспептин может стать терапевтической мишенью в дальнейшем. И третья группа — это категория женщин с недостаточностью яичников, у которых также развилась гиперпролактинемия. То есть, во-первых, они требуют дифференцировки между собой до того, как мы визуализируем гипофиз на МРТ — если бы мы могли смотреть по крови, то смогли бы избежать необходимости выполнять томографию. Во-вторых — мы определяем, можно ли в дальнейшем использовать кисспептин как терапевтическую мишень.

— Насколько сложно доставать реактивы на сегодняшний день?

— До недавнего времени было не очень сложно, но есть свои условности. Такие наборы — они эксклюзивны, только для науки. Их можно заказывать только от организации, нужно объяснять, что проводишь научное исследование, заполнять горы бумаг. С 2012 года, когда я начинала работать, процедуру несколько упростили, но это все еще занимает время и силы.

— Ориентировочно, сколько примерно лет вы закладываете до момента, когда это исследование приведет к какому-то прикладному результату?

— На самом деле, изучение кисспептина движется очень быстро. От момента его исследования, когда его обнаружили как гормон-нейропептид, ответственный за репродукцию (раньше он рассматривался в других аспектах), до момента его применения в практике прошел очень маленький период времени. Поэтому сейчас уже идет поиск приложения. Конечно, на сегодняшний день разработаны многие другие альтернативные препараты, в связи с этим ниша применения кисспептина достаточно узкая. Но она очень нужная.

Мне кажется, от глобальных исследований до внедрения в практику — 3-5 лет максимум. Кисспептин уже разработан как молекула, его можно вводить внутривенно, уже проводилась масса исследований. Другое дело, что нужно понять, какие категории пациентов будут в нем нуждаться, а уже дальше отрабатывать механизмы его использования. К сожалению, в нашей стране такого препарата пока нет, но синтезировать его несложно. Просто задачи такой пока еще не стояло. Нейропептиды — это маленькие, короткие, простые белковые молекулы. Если на то будет потребность — это вполне можно будет реализовать.

— Как вы узнали про конкурс, который проводился от фонда?

— Моя коллега скинула мне ссылку, я посмотрела, мне очень понравилось. У меня давно витала мысль, что нужно докупить еще набор, я точно знала, какой именно мне нужен. Форма заявки была достаточно простая, наглядная, нужно было правильно сформулировать мысль и аргументировать свой запрос, что было несложно, ведь я давно занимаюсь этой темой. Все оказалось очень удобно, не как обычный грант. Здесь все таргетно: пока что я работаю с гипотезой, мне нужен конкретный набор, а не целое исследование.

— Не было недоверия к молодому фонду, каких-то сомнений?

— Честно говоря, в тот момент не думала о том, молодой фонд или не молодой. Я посмотрела сайт, форму заявки — все доступно, приятно. На тот момент — попытка не пытка. Я знаю, что тематика актуальна. Проблема глобальная, но надо с чего-то начинать, даже хотя бы вот с таких маленьких пилотных исследований. В рамках нашей страны, возможно, проблема ПНЯ еще звучит не так ярко, а в некоторых странах она уже приобрела глобальный уровень, но никто не знает ни этиологию, ни толком патогенез. Больше вопросов, чем ответов. Поэтому здесь любое исследование пойдет в копилку общемирового опыта.

— Спасибо вам за ваши ответы. Желаем удачи в ваших исследованиях, с нетерпением будем ждать новых открытий!